Юрий напряг руки, но узлы были надежные, крепкие. Веревка на ногах тоже не поддавалась никаким усилиям. Он перевернулся со спины на живот и увидел справа прибрежные кусты, а впереди и слева — ледяные поля, которые терлись боками, ломались, наползали друг на друга. Льдины вставали дыбом и погружались в черную воду.

— А-а-а! — в ужасе снова закричал он.

— Я чичас! — послышалось где-то поблизости.

Юрий приподнялся, насколько позволяли связанные руки и ноги. По берегу бежала Глаша. Он сразу узнал се и, уткнувшись в льдину подбородком, заплакал. А Глаша прыгнула на движущийся лед, легла и поползла к брату…

Глебку ледоход тоже застал врасплох.

Оставив Глашу наблюдать за буксиром, он решил бежать к деревне кромкой леса. Тут снега почти не было, но пропитанные водой прошлогодние листья скользили под ногами. Он упал раз, другой, понял, что так далеко не уйдешь, и забрался поглубже в лес. Там попадались ему нерастаявшие снежные завалы. Ноги вязли в мокром месиве. Пришлось возвратиться на берег и спуститься на лед.

Глебка понимал, что может провалиться, но зато бежать по льду было удобнее. Разъеденный солнцем, он с хрустом подминался под ботинками и ничуть не скользил. То бегом, то быстрым шагом Глебка уходил от буксира все дальше и вдруг точно за ноги его дернули. Он упал. И сразу же вокруг зашуршало и заскрипело. Гулко выстрелила первая треснувшая льдина.

Не раз любовался Глебка невскими ледоходами. С ними всегда приходило какое-то праздничное волнение. Мальчишки с радостными криками возбужденно носились по берегу. Самые отчаянные прыгали на льдины и в восторге проплывали мимо своих более осторожных дружков, не рисковавших шутить со льдом.

Глебка был в числе отважных, но сегодня ледоход не обрадовал его. Перепрыгнув со льда на берег, он остановился в нерешительности: бежать ли дальше или возвращаться назад? Буксир стоял за сваями, но Глебка сам видел силу невского льда. Он мог поднатужиться и унести в Финский залив и сваи, и буксир. И все-таки Глебка решил идти вперед и найти Дубка. Без него, вдвоем с Глашей, они ничего не могли сделать.

Под беспокойный гул ледохода Глебка побежал вперед по берегу, с надеждой поглядывая влево, где должны были показаться деревенские избы. Не знал Глебка, что деревня, в которой заночевал Дубок, уже осталась позади. Глебка не заметил ее за деревьями.

К счастью, лес вскоре кончился и следующая деревня стояла совсем на берегу. Мимо нее пробежать было невозможно. В нескольких окнах желтели огоньки, освещая освободившиеся от снега грядки с прошлогодней картофельной ботвой и пеньками от срезанной капусты. Обнесенные ветхими заборами огороды спускались почти к самой Неве.

Запыхавшись, Глебка поднялся на пригорок и взбежал на высокое крыльцо избы, в которой горел огонь. Он еще не успел взяться за ручку двери, как свет в окне потух. Глебка дернул дверь на себя — она была заперта. Тогда он постучал — два раза тихо, на третий сильнее. Но сколько он ни барабанил в дверь, никто не открыл и не отозвался.

Глебка бросился к другой избе и постучал в освещенное окно. Занавеска приподнялась, за стеклом показалось чье-то бородатое лицо.

— Кто? — спросил настороженный голос.

— Где остановились матросы? — крикнул Глебка. — Двое их! В какой избе?

— Еще чего?

Занавеска опустилась, а когда Глебка снова постучал в раму, свет погас и тот же голос сказал в открытую форточку другого окна:

— Убирайся!… Дробь у меня крупная — на волков!

Сжав в бессильной злости кулаки, Глебка посмотрел на торчавшее из форточки дуло ружья и отошел от избы.

Поблизости светившихся окон больше не было. Глебка припустился по деревенской улице туда, где виднелись еще два или три огонька. Он пересек переулок, круто спускавшийся к Неве, и наткнулся в темноте на сруб колодца. Над ним на толстой цепи висела большая металлическая бадья, прикрепленная к тонкому концу тяжелого деревянного журавля. Потерев ушибленное колено, Глебка помчался дальше и, добежав до освещенного окна, так стукнул в раму, что задребезжали стекла.

— Кто там? — раздался испуганный женский голос.

— Матросов ищу! — как можно солиднее ответил Глебка. — Не у вас два матроса остановились?

— Нет! — сказала женщина, не показываясь.

— А где?

— В нашей деревне чужих нету!

— Ты откуда знаешь?

Женщина была боязливая, но любила поболтать. К окну она так и не подошла — говорила издали: не то от стола, не то от печки.

— Как не знать-то? — услышал Глебка. — Всего два десятка дворов. Поросенок чихнет — и то все знают, у кого и от чего! А уж про матросиков!… Всю бы ночь про них языки чесали!

Она еще говорила что-то, но Глебка отошел от окна. Он сразу поверил этой женщине и остановился на середине улицы совершенно растерянный.

Та ли это деревня, про которую говорили матросы? Надо же быть таким дураком, чтобы не спросить ее название!

Топтался Глебка в грязи на раскисшей дороге, а время шло. Что там с Глашей? Что с буксиром? Что она будет делать одна, если напором льда буксир оторвет от свай и понесет к городу? А что они вдвоем сделают, если Глебка вернется к Глаше?

Никогда он еще не чувствовал себя таким беспомощным, и это злило его. Стоит он на своей родной советской земле! Вокруг — дома, в них — советские люди! А рядом, в каких-нибудь трех верстах — логово мошенников. Глебка знает это и ничего не может сделать!

«Да как же это так! — с обидой думал он. — Да что я — очумел совсем! Здесь не уезд батьки Хмеля! Тут красный Питер! И наверняка в этих темных избах есть настоящие большевики, а я тычусь в окна, как щенок незрячий!»

Подхваченный какой-то окрыляющей уверенностью, Глебка понесся по улице назад, к перекрестку. По пути заметил завалившийся забор и выдернул из него кол потяжелее. Добежав до колодца, Глебка подпрыгнул, ухватился за цепь, пониже подтянул бадью и, как в колокол, ударил колом по звонкому металлическому боку.

По деревне полетел резкий призывный перезвон.

Глебка бил в бадью и видел, как в окнах зажигались огни, как внутри домов за занавесками заметались тени. Потом захлопали двери. Люди собирались в кучки и с топорами, с ружьями шли к колодцу, где набатным голосом гудела бадья.

Глебка сыпал частые удары и думал не о том, что скажет разбуженным людям. Он думал о тех промахах, которые совершил, когда пытался вдвоем с Глашей, ни к кому не обращаясь за помощью, найти Юрия и выручить его из беды. И сегодня он чуть не совершил ту же ошибку, забыв, что вокруг — народ.

А люди подходили все ближе, и чем больше их появлялось на улице, тем радостней и легче становилось Глебке. Он продолжал бить в бадью даже тогда, когда пять или шесть наспех одетых мужиков подошли совсем близко и остановились в нескольких шагах, хмуро разглядывая незнакомого звонаря, устроившего ночной переполох.

— Вот сатана! — выругался бородатый мужик с ружьем. — Мне чуть стекло не выбил, а теперь всю деревню всполошил!

— Кончай трезвон! — сказал другой с лиловым рубцом поперек лба и, ухватив Глебку за руку, выдернул кол. — Чего народ поднял?

Глебка молчал. С тайной надеждой поглядывал он на подходивших к колодцу людей, но Дубка среди них не было.

Мужик с рубцом тряхнул Глебку за плечо.

— Заснул?… Чего, спрашиваю, народ поднял?

— Не заснул! Это вы спите! — с обидой крикнул Глебка. — Дрыхнете, а под носом бандюги сидят! Буксир хотят угнать! А на нем добра, может, на миллион или на два! И Юрка там — братейник мой!

Глебку не поняли. Слишком много наговорил он, смешав в одну кучу и буксир, и бандитов, и брата.

К колодцу подошел кто-то с факелом; увидев молчаливую толпу односельчан, спросил невпопад:

— Убили?

— Нет еще! — ответил бородач с ружьем и добавил со злорадством: — Но, кажись, убьем!